Первые товарищи - Страница 16

К оглавлению

* * *

— Вакулин! Домой!

Молчание.

— Вакулин, сию же минуту домой!

Новое молчание в ответ.

— Скверный мальчишка, иди сюда. Слышишь?

Но Вакулин ни с места.

Пансионеры тесно окружили снеговика, одетого в пальто Принца, и поминутно прыскали со смеха втихомолку от Пушки. А она надрывалась, призывая Принца. Пушка стояла на крыльце, не решаясь спускаться в сад без обуви, а Паша как нарочно медлила, не неся галоши.

Наконец Василий Иванович, отличающийся близорукостью, пробрался сквозь толпу пансионеров и, подойдя почти вплотную к снеговику, заговорил, стараясь урезонить шалуна Принца.

— Вакулин, и не стыдно тебе! Ты тревожишь начальницу, заставляешь ее стоять на холоде и простужаться. Какой пример ты подаешь прочим мальчикам, а еще лучший ученик! Ай-ай-ай, как не стыдно, Вакулин!

Несмотря на уговоры наставника, Вакулин по-прежнему не шевелился, повергая в полное недоумение доброго Василия Ивановича.

Наконец, галоши были принесены, надеты на ноги Антонины Васильевны, и она почти бегом, задыхаясь от волнения, бросилась к Принцу, окруженному мальчиками. Схватив предполагаемого Принца за рукав пальто, она стала сильно трясти его из стороны в сторону. От сотрясения, плохо приделанная к туловищу голова снежной бабы отвалилась вместе с шапкой и, упав на землю, рассыпалась на несколько кусков.

Снеговик в пальто стоял теперь уже обезглавленный. Пансионеры хохотали до изнеможения, а взбешенная Пушка с громкими угрозами «негодным шалунам», как разъяренная львица, ринулась в дом на новые поиски исчезнувшего Вакулина.

Но искать его долго не пришлось на этот раз: Принц преспокойно спал на своей кровати, и когда разбудившая его Пушка, захлебываясь от злости, стала выговаривать ему, он открыл заспанные глаза, бессмысленно вытаращил их на начальницу и вдруг сердито-жалобно заговорил:

— Что такое? Какая баба? Что надо? Ничего не понимаю! У меня болит голова, дайте мне спать, пожалуйста! — И вдруг, придав своему лицу плачущее выражение, он заревел во все горло, протяжно и смешно растягивая слова, как это делают обыкновенно самые маленькие дети. — Дайте мне спать. Я па-пе ска-жу!

Пушка как ошпаренная отскочила от постели ревущего благим матом Принца и, зажав себе уши, прошептала в смертельной тоске:

— Господь Милосердный! Что это за ребенок!

Затея Принца удалась на славу.

* * *

Принц отсидел шесть дней в карцере, и снова все вошло в свою привычную колею.

Сережа опять был в воскресном отпуске без своего друга.

— А как же Принцынька? — приставала к нему Людочка, пока мальчик не решился, наконец, сказать, что Принц снова наказан.

— Ах, он бедненький, — чуть не плакала Людочка, узнав похождения своего любимца. — А Пушка злая, гадкая! Я ее не люблю! Терпеть не могу! Ты ей так и скажи это от меня, Сережа!

Но мама объяснила расходившейся девочке, что Пушка тут ни при чем и что Котя Вакулин наказан за дело, что нехорошо подшучивать над старшими, а тем более над начальством, и Людочка несколько успокоилась.

— А ты все-таки передай ему, — сказала она Сереже, когда тот в понедельник утром складывал свои книги, приготовляясь идти в пансион, — что я его очень люблю, Принцыньку, и что непременно приду вас навестить на этой неделе с няней. Ведь можно, мамочка? Да?

— Конечно, можно, девочка! — улыбнулась мама, и тут же было решено, что Людочка с Домной Исаевной придут в пансион в четверг утром.

Людочка сдержала свое обещание, и в четверг, когда пансионеры сидели за завтраком, она пришла в сопровождении Домны Исаевны и Арапки и попросила Вавилыча вызвать брата и Вакулина из столовой.

Принц и Сережа напергонки бросились в прихожую. Людочка, при виде их, весело захлопала в ладоши, Арапка завизжал и запрыгал, Домна Исаевна зашикала, усмиряя маленькую команду, словом — они наделали сразу столько шума в крошечной пансионерской прихожей, что из столовой прибежал Василий Иванович, а за ним и несколько пансионеров младшего отделения.

— Вот так пес! Настоящий медведь! Как его зовут, Горин? — раздавались восклицания столпившихся в прихожей мальчиков.

Сережа, запыхавшийся и довольный тем, что его любимец произвел впечатление на его товарищей, говорил, что собаку зовут Людочкой, а сестрицу Арапкой и просил собаку сделать реверанс пансионерам, как подобает умной девочке, а Людочке наказывал не кусаться и вести себя вполне благопристойно.

— Что ты мелешь, Горин? — остановил его Василий Иванович.

Тут только Сережа понял свою оговорку и рассмеялся. Рассмеялись и пансионеры. Звонким, как серебряный колокольчик, голоском залилась и Людочка. Арапка, видя, что все радостно и весело смеются, тоже засмеялся — только по-своему, по-собачьи, ужасно разевая пасть, точно готовясь проглотить и пансионеров, и воспитателя, и сторожа Вавилыча, при этом он издавал отчаянный лай, от которого звенело в ушах, и у непривычных к этим звукам маленьких пансионеров пробегала легкая дрожь по спине от страха.

В эту минуту в прихожей раздался звонок. Вавилыч бросился отворять двери.

Вошла Пушка, нагруженная пакетами.

— Что такое? Что здесь за шум? — строго спросила она и вдруг, увидя громадного, с открытой пастью Арапку, вскрикнула:

— Батюшки, медведь! — и присела на пол.

Напрасно Принц и Сережа уверяли почтенную даму, что это вовсе не медведь, а только собака и вдобавок совсем не страшная, — начальница все повторяла:

— Прочь ее! Прочь сейчас это чудовище! — и быстрым шагом бросилась из прихожей.